пятница, 21 декабря 2012 г.

Почему я не люблю "христианскую" певицу Оксамиту.

"...Оксамита — украинская певица, автор, исполнитель, конферансье и телеведущая. Она известна как автор песни "Бути почутими", посвященной детям-инвалидам, и суперхита "Живи!", который стал лейтмотивом всеукраинской акции "SOSстрадание", посвященной Дню солидарности с ВИЧ-позитивными людьми. Оксамита занимает активную социальную позицию и своим творчеством бросает вызов равнодушию, несправедливости и аморальности."


Увидела я её в первый раз на СНЛ в клипе "Доброе утро!"... Несмотря на довольно милый мотивчик, и незатейливый текст, до глубины души проняло ощущение какого-то мерзкого запустения... Как-будто передо мной сидела не "служитель", "оратор" и "президент", как её позиционируют в христианских СМИ, а дешёвый клубный конферансье. Вульгарный макияж, стразы, жемчуга, безвкусная, вызывающая одежда, множество нелепой многослойной бижутерии, какой-то прелый голосок... пошлый, заискивающий взгляд. У нас в Верхнезейске такая же "певунья-служитель-президент-общественный деятель-оратор" Надежда Дмитриевна живёт, престарелая  кукла Барби. Одно лицо. Те же выбеленные дожелта перекисью волосы, дикая косметика, та же манера петь и  подобострастно совокупляться с микрофоном и гитарой; и ноющим голосом (который я услышу за километр) петь на всех мыслимых и немыслимых концертах, акциях, праздниках и днях города, как липучка, которую, никого не спрашивая, подают к любому столу.

 Даже тряпки одинаковые носят, такие, что диву даёшься... Просто жуть: стразы, пайетки, камни... оборки, кожа, перчатки, тюль, мантии, короны, сарафаны... Какой-то душок продажного "конферансье"... словно они и не в церкви, а в балагане Карабаса-Барабаса ведут концерт для проституток на пенсии и их дочерей. Размулёванные щёки, алые губы, мега супер смоки айс глаза, нарощенные ресницы - ну куда ты, корова мажешься? Не знаю её лично - но тянет от неё миром, и всё тут, какой-то внутренней грязью, и говорит не только внешний вид.

Оксамита рассказывает:
" –Когда я выступаю, где бы то ни было, я говорю о вечных ценностях, о том, ради чего стоит жить. Когда я пишу песни, я верю, что они вдохновлены самими Небесами. Я верю, что творчество должно подталкивать людей думать о вечном, о том, что вчера уже не настанет, завтра еще не настало, у нас есть только сегодня, чтобы задуматься о жизни, что-то исправить, что-то вернуть, у кого-то попросить прощение. Философия и идея моего творчества — заставлять людей задуматься о вечности, о том, что их ждет завтра."

Но правда в другом, не нужно ничего говорить, где бы ты ни был - твои внутренние ценности будут твоей атмосферой. Можно годами говорить и петь о Боге, а в сердце оставаться мирским человеком. Можно записывать концерты, альбомы и везде успевать - но душу иметь глубоко греховную. Пожалуй это единственный человек на сцене, которому сегодня не верю никак. Слишком много обольщения, ослепления, самовлюблённости, гордыни... И молодёжь берёт пример, и повторяет, отражая собой тупую, безграмотную блестящую пустоголовую сороку - вот что страшно. Так много шума - Оксамите грамоты дают, Оксамите премию дали, Оксамиту всё украинское общество поздравило, Оксамите выразили благодарность, но грязь не прикроешь ничем, не знаю, с чем это связано, может помимо церковной деятельности Оксамита поёт ещё и в миру, и на частных вечеринках (как писали в интернете)... пёс его знает, Господи упаси моих детей от таких звездуний... Сладко стелит, да жёстко спать. 

А вот молочная сестра Оксамиты - Аматуэ 21)) В их голове стоит одна и та же развратная симка - именно поэтому они делают неправильный мёд.


четверг, 20 декабря 2012 г.

Воспоминания о минувшей боли.

Часть первая.
Буч подошёл ко мне сзади, как кот... подкравшись на толстых лапах... нежно обнял за плечи мясистой рукой, заглянул в лицо, и спросил
-Ну что? Будем знакомиться? Меня зовут Света... Солнышко, как же ты живёшь... без мозгов-то?
Я напугалась и тихо сказала про себя:
-Тётенька, я верующая.
Буч усмехнулся, и ответил:
-Алёна, сначала душевное, а потом - духовное. И душевного должного быть намного больше...!
Потом он достал поделки из солёного теста... хвалясь, болтая, смеясь и кичась, как гигантская, нелепо одетая попугаиха... Я изумилась - на дощечках и картоне красовались вылепленные бучем калачи,  поросята, пальмы, пейзажи, улыбающиеся бабушки, цветы.
-Ничё себе...

А буч ответил
-Это что, скоро пойдём с детьми в лес. Будем стрелять.
Я закрыла глаза, и представила, она достаёт пистолет и начинает стрелять по деревьям. Ветки, белочки и листья сыпятся со всех сторон... Осенний ветер, и срывающийся дождь... Открыла глаза.
-Ты, Алёна, только мужу не говори, что я пистолет беру - убьёт.
-А зачем делаешь, если не разрешает?
-Пойми - душевного должно быть намного больше!
-Ну ладно.
Потом мы пошли в поход и поехали на рыбалку, буч плыл на лодке и нервничая, не едет ли кто - проверял сети. Я смотрела и думала шёпотом:
-Хочу домой, избавь меня от этой тётки.
Но небо молчало, а буч всё сверлил и сверлил, сначала "Четырьмя темпераментами" Сергея Вельбовца, доказывая, что не любит меня потому что я флегматик - а она сангвиник, потом просто говорила, что такие люди ей не нравятся.

Потом появился ещё один буч - Юля. Вдвоём есть меня у них получалось больше. Обе огромные, красные, постоянно пахнущие селёдкой тётки, считающие меня "потерянной в себе"... Сначала дико хотелось с ними дружить, но ...потом поплакав, поняла, что этого не будет НИКОГДА. 
Запомнилось, как они рассказывали, что ночью в походе купались голыми под луной на водохранилище.
Я подумала, что наверное не смогла бы - не дай Бог, кто выйдет на берег, и увидит (летом на берегу верхнезейского водохранилища кого только нет), а представив как они голые, толстые, сытые и разомлевшие резвятся в тёплой воде смеялась целый день - наверное это было ужасно.

Часть вторая.
-Алёна, когда я тебя увидел, то сразу понял, что есть на что посмотреть!
сказал муж буча, и покраснел...
Но ему почему-то поверила больше, он так хорошо и помазано говорил о Боге.
-Ой, а меня Алёна зовут. Я отошла от веры, и сейчас мне очень плохо. Чувствую глубокую одержимость, не хочу жить, постоянно хочется плакать, как доктору рассказывала ему... подбирая подходящие слова...быстро устаю... стала заторможенной, забывчивой, теряю мысли. И к тому же - беременна. Не знаю, как встать... Зачем отступила?.. Такие депрессии - стыдно в посёлок выходить.
-Ты такая симпатичная, но на худой конец я завалю жену.
Так странно, подумала я... ведь он верующий...
-Так, давай молиться, Алёна. Всё будет хорошо!

Часть третья.
Смотрю в окно, и не могу поверить в то, что прошло четыре года, как мы с Вовой познакомились с ними... Надо же... А теперь их нет. Есть только шрамы на сердце и память обжигающей несправедливости, плевков и лицемерия. Наверное и тёплых моментов в душе почти не осталось... И к счастью - ненавижу вас. 

   Ну почему меня не лечит время,
   Ведь столько дней прошло с той черной ночи,
   Когда захлопнув дверь ушла ты в темень,
   А рана заживать никак не хочет.
   Зачем звонить, когда почти уснули
   Воспоминания о минувшей боли.
   Мы календарь с тобой перевернули,
   Так дай мне право жить своей судьбою.
   
   Не сыпь мне соль на рану,
   Не говори навзрыд,
   Не сыпь мне соль на рану,
   Она еще болит.
   Не сыпь мне соль на рану,
   Не говори навзрыд,
   Не сыпь мне соль на рану,
   Она еще болит...

четверг, 6 декабря 2012 г.

Приколы нашего городка.




Нашла случайно в интернете приколюшки про Верхнезейск. Лежали с Вовой на полу часа два - байки из склепа... "стилист Пчёлкина", "человек-паук Дордя", "неверная т. Валя Юферева" и чудо мэр ... читаем!


"ЧЕЛОВЕК - ПАУК"))

Жительница поселка Верхнезейск Валентина  Альбиновна. Она местный изгой, потому что  адвентистка седьмого дня


Следующая станция — Верхнезейск. Поселок находится южнее железнодорожного моста через Зейское водохранилище. По местным меркам приморский город, население — полторы тысячи человек. Перед зданием вокзала памятник рядовому железнодорожных войск, погибшему в июле 1984 года, спасая понтонную переправу через реку Мульмугу. А вся железнодорожная ветка — памятник забытой уже войне человека с природой, которая давно проиграна. Здесь строили индустриальное будущее, которое мгновенно превратилось в прошлое. БАМ напоминает какую-то физическую аномалию, тут нет ощущения настоящего времени. Так будет выглядеть мир после глобальной катастрофы или ядерной войны: старые хрущевки посреди лесотундры, которую пилят коммунисты-корейцы. Но русские все равно не сдадутся.
Асфальтовые дороги Верхнезейска превратились в пыль, которую ветер постоянно закручивает в небольшие смерчи. Один из них внезапно трансформируется в пожилую Валентину Альбиновну. Она местный изгой, потому что адвентистка седьмого дня. Валентина Альбиновна здесь одна такая. У нее есть сын, он инвалид и пьет. Живет вместе с мамой в однокомнатной квартире. Его бывшая жена не разрешает бабушке встречаться с внучкой из-за религиозных разногласий. Поселковые мальчишки иногда издеваются над адвентисткой и бросают в нее камни. Кто-то из тех, кто постарше, однажды стрелял в нее из ружья, но промахнулся. Логика ее жизненного выбора абсолютно непонятна — создается впечатление, что она жертвует собой просто для того, чтобы у остальных был общий объект для ненависти. Кстати, медосмотр показал, что она здорова.
Мы трясемся в «Ниве» мэра Верхнезейска Владимира Натрасенюка. После обеда он заехал за врачом-невроло­гом Аркадием, чтобы показать ему больного, у которого отказали ноги. Мэр нервничает и предупреждает нас, что больной будет на него жаловаться (хохма: знает собака, чьё сало съел!)
— А вы ему помогите, он и не будет на вас жаловаться, — говорю мэру.
— Так он хочет квартиру и коляску для инвалида. Где я ему это все достану? И так все для него, врача вот ему везу.
Мэр уже знает, что мы встречались с адвентисткой, и расспрашивает, что она про него сказала (боится, шельмец). Не успеваю еще ничего ответить, а он уже признается, что не уделяет ей должного внимания. И вообще, сын у нее алкоголик, а сама она неверная (шкодит малёха).
— Поди гадостей про меня наговорила? — глава города задерживает дыхание в ожидании ответа.
— Она сказала, что вы хороший.(когда спит зубами к стенке)
Мэр с облегчением выдыхает. Наверняка у них с адвентисткой не лучшие отношения, но она в поселке хоть и изгой, но свой, а мы — из внешнего мира. Неверная оказалась верной и своего главу чужакам не сдала.(то-то же!)


Верхнезейск. Инвалид Сергей Дордя живет в бараке,  где родственники оставили его помирать, но он не  собирается

Инвалид Сергей Дордя (ещё один брат и сват "во Христе", под управлением Щербины) живет в старом бараке без водопровода и отопления. Его верхняя половина занимает активную жизненную позицию сопротивления администрации, болезни и суровой жизни. На обездвиженный овощ Сергей не похож — скорее на человека-паука. Перемещается по дому ползком с помощью рук. Его тело в тюремных татуировках. Он бывший зэк. Травму позвоночника получил на зоне где-то в центральной части России. Когда вышел на волю, приехал в Верхнезейск к родст­венникам. Здесь, в бараке, они и бросили его помирать. Но помирать ему не хочется, поэтому он решил стать занозой в жизни главы города. Пишет письма губернатору, в областные газеты, Путину и Медведеву — другого выбора у него просто нет. Как он здесь выживает, неясно. Натрасенюк ему картошку привозит.
— Вы не переживайте, — шепчет мне на ухо мэр, — найдем ему квартиру. Только подождать надо.
— Чего подождать?
— Когда свободная будет. Вот бабушка какая-нибудь умрет, мы его и переселим.
Бывший зэк Дордя — супергерой нашего времени. Он не может ходить, но у него есть сверхспособность — выживать, когда уже нет никакой надежды выжить. То, что ему приходится дровами отапливать свой барак, еще не беда. Дело в том, что по закону он не инвалид. Он хоть и ползает на руках по деревянному полу, но заключения медэкспертизы у него нет. За ним нужно ехать в Тынду.
В Верхнезейске есть своя больница. Огромная и пустая. Когда поселок строили, то планировали, что здесь будут жить сорок тысяч человек. Сейчас больница напоминает опрятную бабушку: чистая, аккуратная и безнадежно отставшая от времени. В ней работают четыре врача и лежат три пациента. Государство за больницу уже не в ответе, теперь она на балансе РЖД. Обслуживание ведется по полисам, поэтому на оборудование и ремонт денег не хватает: в поселке всего полторы тысячи человек. Аптека, в которой можно бесплатно получить лекарства по рецептам больницы, находится в Тынде. Тем не менее это лучше, чем ничего. Есть врач-педиатр, травматолог, гинеколог и хирург. У них здесь роль спасителей.

Главврач верхнезейской больницы Гладышева Вера  Ивановна

В кабинете главного врача Веры Гладышевой висит портрет президента, рядом лик Богородицы. Сразу видно: главврач и есть гинеколог.
— Почему у вас всего три пациента? Остальные все здоровы?
— Кто-то дома болеет, сюда на процедуры приходит. С тяжелыми заболеваниями стараемся отправить в центральную больницу. Да и хорошо, что всего трое, — главврач улыбается. — Чем меньше, тем лучше.
Из четырех врачей двое в этом году уходят на пенсию. Вера Гладышева из той самой половины. Продолжать работать она не собирается. Пенсия для нее — свобода.
— Молодые врачи сюда не стремятся, — говорит Вера, — им нужно все и сразу. А здесь только ничего, которого еще нужно дождаться.
Как только она освободится, сразу уедет в Питер, к детям. Навсегда. Будет ходить в театр, гулять по проспектам, посещать музеи. А сейчас главный врач торопится к парикмахеру Лене Пчелкиной — она еще один местный супергерой (отпад). Если главврач Вера опоздает к стилисту Лене, то в следующий раз шанс постричься у нее будет только через неделю. Лена Пчелкина — единственный парикмахер на всю ветку, ее график расписан на долгое время вперед, и завтра она уезжает стричь в другой поселок. Нам увидеть Лену Пчелкину в Верхнезейске не суждено: «Матвей Мудров» отходит через пятнадцать минут.